Куда ж нам плыть?
Образ корабля как идеальной метафоры человеческого общежития Коляда наследует у великих драматургов прошлого, Шекспира, например. Метафора известная, христианская. Только корабль этот – дурацкий. И все в нем не так, как должно быть, неразумно, не по-божески. Дом барачного типа (таких в российских городах еще лет 10-15 назад было немало, да и сейчас встречаются) затопило осенним паводком. Кто-кто в теремочке этом многострадальном живет? Живут люди маленькие – учительская чета с чадом Васенькой, слесарь Вовка с женой, продавщица Динка с любимым таксистом Анваром (Дмитрий Жалнов) да пенсионерка Нина Николаевна, она же Манефа (заслуженная артистка РФ Тамара Анохина).
И оказались они в своем доме, как в ковчеге Ноевом (как отметил Вовка-слесарь – Евгений Сизов). А может – как на вершине горы Арарат. Дом-то на отшибе, на пригорке небольшом стоит.
Попытку побега – на работу надо! – делает Динка - Наталья Тыщенко . Вовка, с утра мучающийся похмельем, готов перенести ее на себе на большую землю – и оба чуть не тонут в холодной сентябрьской воде.
Значит, это кому-нибудь нужно – что не уйти, не сбежать с этого острова, не оторваться от соседей надоевших. Приходится выяснять отношения, застарелые претензии высказывать-выслушивать, ссориться и мириться…
Режиссер Сергей Федоров разыгрывает эту сказочную, на первый взгляд, историю, присягая на верность русскому психологическому театру. А что, разве абсурд нашей жизни уже давно не стал для нас нормой? Разве каждый из жителей нашей необъятной внутренне не готов к любым неожиданностям, а уж к коммунальным – тем более?
В сценографии Оксаны Штонды сквозит родное, разлитое на просторах родины тарско-чулимско-алапаевское. На сцене - двухэтажный дощатый дом. (Такие и на окраине большого города встречаются.) Прямо - вход в общий коридорчик первого этажа, откуда появляются и куда исчезают время от времени Манефа, Динка и Анвар. По бокам строения - две лестницы, ведущие в квартиры второго этажа: слева – в жилье Вовки, справа – к учителям. Во дворе – умывальник, скамейка, деревцо, сарайчик, кое-какая утварь неблагоустроенного жилья вроде корыта… А вокруг – вода, изволите видеть!
Ведь ходил же Николай в горисполком по поводу постоянных потопов – и ему обещали в светлом будущем переселение… - в это свято верит его жена Ольга Николаевна - Анна Сосой. Ведь из подвала, где все время стояла вода, жильцов все-таки переселили...
Сотворчество режиссера и актеров театра Л. Ермолаевой переносит нас в достопамятные 80-е годы прошлого века. И хоть в спектакле не слышна напрямую советская патетика, – дух эпохи застоя, его самого душного конца, разлит в воздухе сцены. Посмотрев, как живут пролетарии умственного труда в смычке с просто пролетариями вроде Вовки или со сбежавшей из колхоза в город рабочей, а теперь просто пенсионеркой Манефой, поначалу грустно делается. Ведь бытовые неурядицы, что очевидно, проистекают из их собственной душевной неприкаянности, неумения жить в ладу с собой и окружающими. И поэтому все у жильцов «ковчега» устроено как-то «на живую нитку»: непрочно, ненадежно, чуть шевельнешься – все расползется.
Вот самая старшая из жильцов, а значит, видимо, самая умудренная жизнью , 65-летняя Нина Николаевна. Несмотря на библейское прозвание «Манефа» (еврейск."Богом данная") это совсем не божий одуванчик, а скорее, что рисуют нам первые сцены спектакля, старуха Шапокляк. Она постоянно ехидствует, ставит соседям «подножечки», интригует и получаем от этого явное удовольствие. Как радуется она тому, что дом затопило! Для нее это тоже караул, зато соседям-то тоже плохо, а, пожалуй, и похуже – вот что греет ее душу. Динара-продавщица у нее - воровка, Вовка - алкаш, Анвар - чернозадый убивец… С каким энтузиазмом она вопит, «сдавая» Фаине Вовку, пытающегося перенести через «озеро» продавщицу. Такие склочные «бабушки-соседки» не перевелись и поныне. И тут Тамара Анохина находит для своего персонажа сочные краски.
Да и другие жильцы злополучного дома не лучше. Слушая, как с утра начинают они переругиваться, привычно поминая все грехи друг с друга, жалеть их как-то не приходит в голову. Даже пытающаяся держать марку Ольга Николаевна то и дело сбивается с учительского высокого слога на коммунальное арго, гнобит тюфяка-мужа.
Продавщица Дина с модным мохеровым шарфом на голове и ее сожитель-армянин –спокойно воспринимаемая «ячейка общества» на изломе советской эпохи. Ну да, живут «в грехе», нерасписанные – ну и что?
Типичны для советского фельетона и слесарь-пьяница Вовка со своей «законной», воспитывающей его рукоприкладно.
Одним словом, обычные наши люди не с плакатов и не из передовиц, а как есть.
И, казалось бы, нет тут никакого просвета – так и пойдет на дно этот «корабль дураков», совсем его ненастьем смоет, но…
Что-то держит все-таки нашу «омулевую бочку» на плаву. То ли чистые глаза учительского сына Васеньки (Виталик Жалнов), то ли та искра божья, которая нет-нет, да и вспыхнет, бывает, в самом непутевом человеке.
Вдруг Манефа вынесла во двор самовар, а Коля – Николай Владимирович (Виталий Сосой) принес целое ведро дефицитной воды и без разговоров опрокинул его в самовар. И стол принес. И все соседи подтянулись – кто с конфетами, кто с чем. И чаепитие устроили, и даже песни поют, смеются вместе. Ну вот, а вы говорили – «все плохо»... Это уже, товарищи, практически yellow submarine!
Но снова ждет испытание членов этой чудной команды. Добрый демиург подбрасывает им задачу: что делать с трупом соседа – старика Бориса Анатольевича? Вон он – за дверью запертой у себя лежит теперь, а ведь еще вчера вечером на крыльце курил.
И снова скандал. Тут тебе и трусость людская, и жадность полезли. Манефа (которая до того на Бориса Анатольевича имела матримониальные виды) предлагает вещички старика поделить и присвоить, а Дина, занявшая у ныне покойного соседа денег, отрекается: «не занимала и всё отдала». Один Вовка сохраняет хладнокровие и даже ведет себя благородно. Предлагает скинуться старику на похороны, а когда не находит поддержки у окружающих, торжественно клянется: «Я не я буду, если его не похороню!»
Несмотря на то, что в интерпретации Евгения Сизова слесарь Вовка становится этаким Сатиным, изрекающим истины, и фигурой, соразмерной героине Тамары Анохиной, зритель скоро убеждается, что это ложное светило. Борис Анатольевич оказывается жив и здоров, о чем Вовке доподлинно известно. Следовательно, клятвы и праведный гнев слесаря – блеф?
А может, Вовка - актер, драматург несостоявшийся? Вон как он бедной Манефе похороны в крематории описывает! Особенно впечатлила Нину Николаевну надгробная речь, приличествующая случаю: «Перестало! Биться! Сердце! Человека! Гражданина! Союза Совецких! Социалистических! Р-р-р-республик!!!»
Хочется отметить актерский дуэт Евгения Сизова и Тамары Анохиной. Взаимоотношения их персонажей ярки и убедительны, и подготавливают эмоциональную вершину спектакля. Пережитая смерть (пусть и мнимая) соседа и живописно представленная Вовкой жуткая сцена похорон в крематории заставляют Манефу с ужасом осознать свое одиночество и беззащитность перед ликом смерти. Ее монолог-рыдание – это и покаяние, и безутешный итог ее жизни, и призыв к милосердию:
«Пошто меня никто не любит!? Пошто меня все ненавидят?! Пошто вы мне все назло делаете?! Пошто я никому не нужна?!.. Помру вот и никто меня добрым словом не помянет, никто меня не похоронит, как следует, никто не скажет доброго слова, что вот, мол, перестало биться сердце человека... А я всю жизнь рoбила, рoбила и вот - зарoбила: прозвище Манефа, да пенсию тридцать три рубля!»
И снова Манефа заставляет «островитян» усовеститься, достать с душевных чердаков запылившиеся «чувства добрые», объединяет их (и нас, зрителей) для сочувствия. Женщины успокаивают Нину Николаевну, а мужчины остаются рефлексировать, обсуждать насущные проблемы и мечтать. И более всего их волнует тема любви и нелюбви. Вот почему живет Анвар с эгоистичной Диной, а жену с двумя сыновьями в Армении оставил? Потому что «лучше Дины никого нету, да!» Ваня-Анвар в исполнении Дмитрия Жалнова – трогательный и романтичный, по-мужски сдержанный, с чувством собственного достоинства человек. Прорывает его только, когда он описывает свою идеальную влюбленность – так страстно, что слушатели верят каждому его слову.
И пусть выдумал он эту историю своей первой любви – но так хорошо, что все равно веришь и сопереживаешь и Анвару, и Вовке с Фаей, которые тоже любят друг друга, как умеют, и отчего-то Николаю…
Градус сочувствия героям растет от сцены к сцене. Ведь какие они люди? Да обыкновенные: то злые, то добрые, то жадные, то щедрые, жаждущие любви, душевной гармонии. Но все-таки хорошие, достойные любви и сочувствия именно потому, что – чудные. Ведь ясно, что в «гори-сполком», когда спадет вода, так никто и не пойдет. И в следующее половодье опять, быть может, затопит их ковчег и будет время поговорить о важном, осознать, что они нужны друг другу… Конечно, огромная лужа, окружающая дом, мало похожа на «колдовское озеро», но и здесь даже в ругани персонажей – парадокс – разлиты подлинные чувства, здесь мало «от головы», а все больше – от сердца. Может, потому и непотопляем наш корабль, что этим святому провидению угоден?
Не случайно режиссер Сергей Федоров финальным аккордом делает объединяющую духоподъемную песню о Родине, которую на просцениуме, стоя по колено в воде, поют все герои спектакля:
«И когда мне станет тяжело,
Я снова скажу себе, всем временам назло:
…Это всё моё родное, это где-то в глубине.
Это самое святое, что осталось во мне.
Это нас хранит и лечит, как Господня благодать.
Это то, что не купить и не отнять».
Человечность, доброта нас сохранит, поможет выжить даже в водах всемирного потопа!